Назад в юность - Страница 66

Аня в это время подала документы на только, что открытый в университете экономический факультет и начала сдавать вступительные экзамены. Я же из-за работы, практически даже не мог ее поддержать, и лишь только по телефону поздравлял с их успешным окончанием. Но все же я ухитрился выкроить в своем графике пару дней, когда были вывешены списки поступивших, и было ясно, что Аня уже студентка. И мы с ней уехали к моей бабушке в деревню, которая встретил нас уже как мужа и жену, и даже постелила нам вечером одну постель, а потом, красная как рак Аня, застилала свою постель в другом углу комнаты. Но к сожалению работа есть работа и через два дня накупавшиеся и нарыбачившиеся, мы уехали в город. Я в очередной рейс, а Аня готовиться к картошке.

Сегодняшний рейс также начинался хорошо, я должен был работать вместе с кадровой проводницей молодой женщиной. Зина мне была известна еще с прошлого года, мы с ней несколько раз уже работали вместе. Но мне не нравилась ее суетливость и беспокойство, она вечно боялась чего-то и дергалась по любому поводу. Вот и на следующее утро, когда я досыпал положенное время отдыха, она сдернула с меня одеяло.

— Сережа. — Закричала она. — у нас девушка не просыпается.

— Не просыпается, ну и пусть, нам еще ехать и ехать.

— Ты не понимаешь, ее мама пытается разбудить уже полчаса, а она не просыпается и все.

Я встал и прошел в купе. На нижней полке лежала девочка лет пятнадцати в халатике, одеяло с нее было снято и, видимо, мама трясла ее за голову и плачущим голосом кричала:

— Валя! Ну, проснись же, пожалуйста!

Я представился и, объяснив маме, что я студент медик, попросил разрешения осмотреть больную.

Первым делом я положил руку на лоб и понял, что у больной слегка повышена температура. Пульс был практически в норме. Каких либо повреждений не было. В это время мать снова схватила Валю за голову и начала кричать. Когда она отпустила голову дочери, я заметил, что между головой и подушкой пустое пространство, В голове у меня сразу всплыли страницы прочитанного учебника. У девочки, скорее всего, дебют шизофрении и кататонический ступор в его восковидной форме. Я взял и поднял ее руку и отпустил, и все присутствующие со страхом смотрели на руку, которая оставалась поднятой вверх.

Я наклонился к уху Вали и шепотом спросил:

— Валя как ты себя чувствуешь?

К удивлению всех, девочка спокойно ответила:

— Хорошо.

— Ты чего-нибудь хочешь?

— Ничего.

И так мы односложно переговаривались несколько минут.

Впереди у нас была последняя станция, где была возможность отправить девочку в больницу и по прибытии на эту станцию, девочка в сопровождении матери была на машине скорой отправлена в ЦРБ, откуда, я надеялся, ее достаточно быстро отправят в психиатрическую больницу.

Слава богу, подобных ситуаций за время моей работы больше не было и в конце августа мы завершили сезон работы. Заработал я в этот раз несколько поменьше, потому, что, выполняя обязанности командира, много времени приходилось отдавать организационной работе, а от этой комиссарши кроме призывов толку не было.

Впереди у меня был третий курс первые клинические дисциплины и учеба и еще раз учеба.

Но учебный год начался с неожиданного приезда отца. Он уже был в отпуске летом, но моя работа практически не дала мне возможности с ним нормально поговорить, съездить на рыбалку. Да он и сам был тогда озабочен своими проблемами.

Ему уже исполнилось сорок пять, из которых он двадцать шесть служил в армии, если считать еще учебу в военном артиллерийском училище. В тридцать девятом году он поступил в Ленинградское артиллерийское училище и в 1940 году его закончил, по странному стечению обстоятельств он не попал на Финскую войну, хотя служил в то время под Ленинградом. Зато в Великой Отечественной Войне он принимал участие практически с ее начала и до конца и закончил свой боевой путь в Китае, где после ранения и продолжал службу и познакомился с моей мамой. А в 1953 году он поступил в артиллерийскую академию, которую в Питере по старинке называли Михайловской и успешно ее закончил, что и дало ему возможность стать старшим офицером

И сейчас он сообщил нам, что подал рапорт об увольнении еще перед отпуском и вот он сейчас военный пенсионер и свободен, как вольная птица.

Для мамы это был по настоящему радостный сюрприз, и она буквально прыгала от радости. Но для нас с Лешкой это означало одно — переезд в мамину комнату, которая была еще и общей гостиной, так, что прощай уединение.

Мне это очень не понравилось, но что делать, мы жили по том временам еще очень неплохо, трехкомнатная квартира это было что-то. Но мама видела, что мне не по душе жить в проходной комнате, где все сидят целыми вечерами. Поэтому она договорилась со своей подругой, и та отдала в мое распоряжение чердак в частном доме, где нужно было топить печь и носить воду. Когда мама показывала мне этот чердак, где была сделана вполне приличная комната, она все время водила пальцем у меня перед носом:

— И только попробуй сюда водить своих девок, мигом вылетишь отсюда, а я еще и Ане расскажу если что.

Мне идея переезда и отдельного проживания очень понравилась, и чего греха таить, я как раз думал о том, что сейчас мама категорически запрещала.

— Но мама, у меня ведь вся группа девчонки, им, что нельзя будет придти. И Ане сюда тоже нельзя приходить?

— И Ане в первую очередь. Знаю я тебя, вам еще учиться и учиться, а не детей рожать.

И вот я быстренько собрал свои вещички и был таков. К жизни в одиночку мне было не привыкать. Моя вторая жена умерла в 1999 году от инфаркта, детей у нас не было, и я четырнадцать лет жил один. Еще в Афгане я перенес бруцеллез, и как оказалось потом, не полностью вылеченный, что и привело меня к пятидесяти годам на инвалидность из-за множественных поражений суставов. Первое время я пытался бороться лечился, ходил на массу физиопроцедур, и даже ездил в санаторий, что в начале двухтысячных годов было достаточно затратно. Но толку особо не было, и я махнул на все рукой и просто тупо существовал.